Продолжение воспоминаний: о друзьях и снах
Дальневосточный университет дружбы народов к началу нашего повествования существовал уже лет десять.* Располагался он в центре Приморского края. В нескольких километрах на запад – город Нижнегорск, столь же юный, как и университет. В нескольких километрах на восток – Японское море, часть великого Тихого океана. А вокруг университета – великолепный парк, постепенно переходящий в первозданный лес с озером.
__________
* Поясню: место действия повести, как и все ее события, – вымысел, хотя в этом вымысле отразились многие реальные события, происходившие в годы моей учёбы в МГУ. Вместе с тем это рассказ о будущем. – Л.Б.
Лену, приехавшую сюда из Кургана, поселили в одном «блоке» (так здесь называют двухкомнатный студенческий номер) с Алиной Тумановой, однокурсницей с романо-германского отделения; сама Лена выбрала при поступлении русское отделение филфака, потому что с детства восхищалась русской литературой девятнадцатого века.
Впервые увидав Алину, Лена буквально ахнула от ее красоты с «восточным налётом»: изумительные карие глаза, отражающие малейшие нюансы настроения; длинные, густые, вьющиеся крупными кольцами каштановые волосы; безупречный овал лица… Лену, в отличие от многих барышень, совершенно не беспокоило, что яркая внешность Алины затмевает ее собственную скромную красоту типичной блондинки. С первого же курса они стали не только соседками по блоку, но и подружками. Позднее к ним присоединилась еще одна филологиня, курсом старше них, – Светлана Рустамова. И вскоре Светлана включила новых подружек в уже сложившуюся компанию, ядром которой была неразлучная парочка – сама Светлана и ее поклонник, аспирант факультета журналистики Илья Антонов…
Университет создавался специально как восточный – прежде всего ради изучения истории и философии Востока. Преподаватели здесь были не только отечественные, но и из Японии, Индии, Китая, Кореи... Изучалась, естественно, и «западная» история и философия (да и множество других дисциплин, как в любом университете). В результате студенты отличались «не чистотой закрытых глаз, неведеньем детей», а осмысленным выбором своей позиции. Ведя дискуссии об истории, надолго застревали на фигуре «борца за или против России» Ленина и еще больше – на фигуре «всевластного диктатора» Сталина (оценка личности Гитлера всегда оказывалась однозначной, споров не вызывала).
Мнения «пикейных жилетов» Лена с горькой усмешкой вспоминала не раз. Одна из дискуссий началась с вопроса: Сталин был шизофреником, психически больным человеком (диагноз, поставленный ему В.М.Бехтеревым) или просто "классическим" диктатором, имевшим всего одну цель: удержать с трудом добытую личную власть? Дискуссия разворачивалась примерно так:
– Сталин был агентом царской охранки, – заявил самоуверенный юный "политолог". – Потом с ужасом стал наблюдать, как революционеры не только набирают силу, но и готовятся к захвату власти. На какое-то время растерялся. А в конце концов стал "двойным агентом": служил и тем, и другим. При этом не особо-то верил в победу революционеров – боялся, что рано или поздно придется держать ответ перед прежними сильными мира сего. И вот революция побеждает, агент царской охранки оказывается в рядах правителей страны, всё так же панически боясь кого? – коммунистов! Он знает их «изнутри». Он знает, что во имя высокой идеи каждый из них способен пожертвовать жизнью. И вот, придя к власти, медленно, с трудом набрав сил и уверенности в себе для борьбы, он начинает бороться – с кем? Конечно, с коммунистами! С потенциальной угрозой для любой неправедной власти.
– Слушай, а ведь ты прав! – неожиданно для всех подхватил эту мысль всегдашний заядлый спорщик. – Он же стал планомерно уничтожать принципиальных, умных, талантливых людей, даже просто хороших тружеников, профессионалов: все эти люди – угроза для неправедной власти! Они уверены в себе, чтят человеческое достоинство выше жизни, тем более – выше рабского прозябания.
– Итак, какой же он «сумасшедший»? – горячо включился третий участник дебатов. – Это вполне нормальный – сознательный, жестокий, целеустремлённый – враг коммунизма, социализма, любого общественного строя, гарантирующего человеку равенство среди себе подобных. Не на-адо говорить о болезненной психике! Это была «нормальная» психика агента царской охранки, оставшегося таковым и «на троне». А иной власти, кроме царского трона, он себе и не представлял, какие бы лозунги ни кидал в толпу об «идеалах коммунизма».
– Друзья, действительно ли Сталин был агентом царской охранки и одновременно революционером, остается всё-таки недоказанным, – заявил следующий оратор. – А вот что доподлинно известно, так это то, что в юности он был грабителем. Вспомните, за что его неоднократно арестовывали, отправляли в ссылку. Отнюдь не за участие в террористических актах или призывы к свержению самодержавия, – арестовывали его за грабёж: он со своими сообщниками совершал налёты на банки!
– О чём вы спорите? – задал риторический вопрос еще один юный политолог. – Агент ли он царской охранки или грабитель, в том и другом случае он с юности привык к авантюрам, убийствам из-за угла и продолжал заниматься тем же, получив власть. Сделать его главой государства было всё равно, что дать политическую власть профессиональному палачу.
– Категорически с вами не согласен! – вступил в дискуссию очередной "пикейный жилет". – Под его руководством были заново объединены народы бывшей Российской империи. Да и вообще – нельзя валить на него весь негатив той эпохи.
– А я вот не валю на него весь негатив, – вредным голосом откликнулась барышня (в дискуссии всегда участвовали не только юные философы-мужчины, – правда, барышни в основном слушали). – Но вы вспомните: его жена покончила с собой. Возникает вопрос: с чего это ей было так плохо с ним, если он был вовсе не так и плох? К тому же существует версия, что он сам ее застрелил. А это уж ни в какие ворота не лезет!..
Звучали высказывания и вовсе экстремальные:
– В 1917 году дорвалась до власти мафия, воспользовавшись бесконечными конфликтами в верхах и сознательно, нагло обманув народ "гуманными", "справедливыми" лозунгами. А затем стала уничтожать этот народ по частям, натравливая друг на друга сословие за сословием.
– Ну-у, это уж ты маханул! – раздалось тут же. – Были среди революционеров и идеалисты, убеждённые, что монархия – несомненное зло: царь и созданная вокруг него бюрократия тормозят развитие общества, не дают возможности построить государство на демократических основах.
Вступила в дискуссию и еще одна барышня:
– А меня не интересуют никакие "за Сталина", после того как я узнала, что по его распоряжению был снесён Храм Христа Спасителя. Возведённый на народные деньги в память о героях войны 1812 года. Это даже не борьба с религией, которая якобы "опиум для народа", – просто Сталин мечтал на этом месте увековечить себя – полубога, спасителя, только неизвестно, спасителя чего.
И еще: у моих прадеда и прабабушки новая власть, с ее борьбой "за справедливость и равенство", отобрала землю, когда-то выданную по распоряжению Столыпина (в Сибири). Отобрала потому, что они и их сыновья хорошо вели свое хозяйство. Никаких батраков у них не было, но их всё равно отправили отбывать наказание (за что?!) на лесоповал. Это ради какой такой справедливости, ради какого равенства? С алкашами, что ли, равенства? Так в Сибири их вообще не было, и "раскулачивали" там целыми сёлами.
– Ну-у, начались слёзы и сопли вместо философии! Пора кончать дискуссию, – заявил ярый сторонник Сталина, "основателя великой империи". Этот юный политолог долго терпел "злобную критику великого человека" и наконец взорвался.
– Я не против социализма, только не надо его вести от "великих" Ленина и Сталина, – заявил очередной спорщик. – Великими они были... ладно, обойдусь без грубых слов: садистами.
Дальше спор перешёл в обсуждение перспектив восстановления в России монархии или, наоборот, социализма ("с человеческим лицом"). Вспомнили и о "братстве вольных каменщиков": реальна ли сила и власть масонов в наше время? Практически общее мнение выразил аспирант-историк:
– Масоны весьма успешно устраивают государственные перевороты, захватывают власть, но затем так же "успешно" теряют ее. В результате наступает безвластие, хаос, война всех против всех, а в конечном счёте – диктатура, уже отнюдь не "масонская", то есть вовсе не с великими, хоть и неисполнимыми целями, а просто ради захвата материальных ценностей. Так было и в России в 1917-м, и во многих других странах в новейшее время...
Подобные споры далеко не всегда заканчивались общим согласием, могли продолжаться до бесконечности. Впрочем, Илье Антонову иногда удавалось остановить затянувшуюся дискуссию. Он умел переводить жаркие дебаты о личностях, тайных обществах, сектах на размышления о неизбежном ходе истории. Ссылался на мистическое "Предсказание" Лермонтова ("Когда царей корона упадёт..."), напоминал о Блоке с его стремлением к глобальной справедливости, с фигурой Христа в поэме "Двенадцать". А наиболее упрямых с улыбкой побивал Тютчевым: "Мысль изречённая есть ложь".
Самым активным участником политических дебатов был друг Ильи, студент факультета журналистики Ким (родом из Иркутска). Но самым авторитетным оставался всё-таки сам Илья. Авторитетом он пользовался не только в своем кругу, а и вообще в университете: был известен бескомпромиссной борьбой со всяческими "тёмными личностями", которые любыми путями проникали в стены общежития, казалось, с единственной целью – развращать, разлагать молодёжь, провоцировать ее на самые нелепые бунты – против преподавателей-наставников, против "лишних" предметов и прочее.
И Илья Антонов, и многие другие студенты и аспиранты, составлявшие прочно сложившуюся компанию, в которую попали Лена с Алиной, были старше них – не только годами, но и опытом мыслительной деятельности. Поэтому их дискуссии поначалу оказывали на Лену впечатление почти стрессовое. После особенно горячих споров она порой видела сон, проясняющий для нее сложную ситуацию. Такую, вот, например, симпатичную картинку:
Длинный стол, накрытый обеденной скатертью, в огромном зале «восточного» дворца (внешней логики она от своих снов не ждала, логика обычно была в них лишь внутренняя; вот и здесь: стол был чисто российский, а дворец – «шамаханский»). За столом сидят толстые, роскошно одетые люди – типичные бояре: с цепями на шеях, в бархатных шубах нараспашку. Они уже наелись, остатки яств – перед ними, но не в грязном беспорядке, а красиво разбросанные по столу: тут половина белого каравая с аппетитной поджаристой корочкой, там янтарная кисть винограда и узкогорлый сосуд с рубиновым вином… От стола вниз ведут несколько ступеней, за ними – множество еще не обедавших людей, которые смотрят на пиршество злыми, ненавидящими обладателей шуб глазами. И голос над всей этой динамичной картинкой: «Нужна ли смена власти? Думайте, думайте, думайте…»
Лена начинает думать – в полудрёме, еще не окончательно проснувшись. Вопрос этот звучал вчера на очередном их «митинге»: «Нужна ли смена власти, если власть себя не оправдала? Или лучше обойтись компромиссом – критикой, выправлением крена в ее курсе всем обществом?» И вот сейчас Лена думает не просто над теоретическим вопросом, а над картинкой: одни уже наелись и способны позаботиться о том, как накормить остальных; у них, наевшихся, даже и взгляд благожелательный. А если их заменить ненаевшимися?.. – У-у, пока еще они наедятся и будут способны заботиться о том, как накормить других! Нет, уж лучше пусть эти остаются у власти.
На следующем диспуте она поражала всех своей «мудростью», хотя честно признавалась, что мудрость эта не ее, – просто сон увидела. Ребят это не убеждало: «Сон-то твой – значит, и мысли твои!». Но после нескольких «небесных диктовок», воспринятых ею в полудрёме, Лена в этом сомневалась.
А начиналось когда-то у Лены со снов и вовсе ребячьих. К примеру, была у нее в школьные годы подружка. И поссорилась эта подружка с молодым и на редкость грубым распорядителем видеотеки, где обе отплясывали иногда целыми вечерами, – раскритиковала его за «диктаторство», за нежелание считаться со вкусами гостей. Вскоре начались в квартире подружки бесконечные «ошибочные» звонки: Маню – Петю – Ваню – кого угодно, только не обитателей квартиры…
И видит Лена сон: подружка выходит из своего подъезда, как всегда скромная, милая, грациозная, никому не мешает, деловито направляется куда-то. А посреди двора стоят трое – разговаривают, на подружку не обращают внимания. Один из них – тот самый распорядитель видеотеки, он стоит к ней спиной, а лицом к ней стоят два прохиндея, оба рыжие, веснушчатые, нахальные, и заняться им нечем; один из них взрослый, другой совсем желторотый, между ребёнком и подростком. И вопит этот желторотый на весь двор, показывая на каждого, кого он называет, пальцем: «Вот этот дядя (распорядитель) даёт нам денег, чтобы мы по его указке кому-нибудь всё время звонили. Мы хотим денег побольше и тогда готовы любую подлость сотворить!» Взрослый прохиндей не мешает маленькому вопить, а всё так же блаженно, по-идиотски ухмыляется. Распорядитель же смотрит на маленького идиота с ненавистью, но – ничего не может поделать.
По дороге в школу девочки обсудили сон, потом рассказали родителям, а вечером отец подружки пошел к соседу дяде Васе («взрослому прохиндею» из сна) выяснять отношения. Как он их там выяснял, девочки не узнали, но звонки с того вечера прекратились…
Вот такие у Лены бывали сны в детстве. Бабушка не удивлялась, она и сама обладала даром «вещих снов». А мама даже научную базу подвела: «Ничего странного – вы получаете информацию из ноосферы. Мне не дано, что поделаешь! Может, и лучше: зато я менее чувствительна к жёстким прикосновениям среды».
А теперь Лена чаще видела во сне Землю, Марс, Космический Магнит с его лучами, чем какого-нибудь вредного соседа или милую приятельницу. Наверное, этому способствовала атмосфера в университете, более близкая к звёздам, чем к земному быту.
Здесь она узнала и о Высшей школе космонавтики. Они с Алиной поехали однажды в Город (так студенты называли Нижнегорск, до которого было полчаса на экспрессе). И там увидели над кинотеатром, а потом и еще над одним зданием «бегущую строку» – объявление о приёме в Школу. Так она узнала, что в космонавтике есть специальности не только устрашающе сложного для Лены профиля, но и вполне доступные и интересные ей. Например, социолог-психолог – специалист по космической психологии. Нет, коне-ечно, это архисложно, но ведь изучать такую профессию всю жизнь не надоест! И все-таки не так сложно, как профессия брата, на которого она всегда смотрела снизу вверх: что-то, связанное с созданием искусственных комет. Из-за профессии брата она и думала, что космонавтика – это только для избранных, куда уж ей – с ее школярскими способностями! Недаром брат считал филологию «игрой для взрослых, которым делать нечего».
Привыкшая к непосильному с точки зрения многих интеллектуальному труду (экзамены за 8–9-й и 10–11-й классы она сдавала экстерном), Лена возмечтала окончить и филфак, и Школу космонавтики, учась там и там одновременно. Вот теперь, через год, и поступила. А через семь лет, благодаря этой второй специальности – космической психологии – полетит на прекрасную голубую планету под названием Индра… Но не будем так далеко забегать вперед. Даже сама Лена пока об этом не знает. Сейчас она счастлива ближайшим будущим: наступила полная свобода, дома ее ждут мама и бабушка, в Ялте – брат, а в Москве, у друзей, – ключи от его московской квартиры. Чем не сказка наяву?